Тег: «Автохтоны».

На первый взгляд, может показаться, что Веркин просто сложил один роман из двух повестей, тем более, что по настроению и подаче части действительно сильно различаются. В первой – персонажи дерутся, ругаются, приклеиваются языком к металлическому столбу в музее Снегурочки и тому подобное. Во второй – бродят по глухим лесам, ищут источник здоровья и удачи и сталкиваются с чудесами. Первая часть просто переполнена сарказмом, а вот вторая – лиричная. Композиционно здесь все тщательно выверено, это как две стороны одной монеты. Веркин, в конце концов, не только развлекает, он еще и воспитывает. Сперва ему понадобилось показать персонажей с неприглядных сторон, чтобы потом взглянуть на них с положительных. Да, чтобы перековать всех этих подростков с их проблемами и недостатками, потребовалось самое натуральное чудо, вмешательство чего-то, что и выразить словами сложно, кто-то скажет, что слишком надумано. Но давайте не забывать, что и в реальной жизни люди меняются только вне зоны комфорта под воздействием экстремальных обстоятельств. В некотором смысле надо даже поблагодарить автора, что тот не приготовил для своих героев какого-нибудь чернушного потрясения (стали заложниками, случайно поспособствовали несчастью и тому подобное), а просто столкнул их с чем-то, что таится в уголке нашего глаза.

Тег: «Перевоспитание».

Ассоциация третья. Дэвид Митчелл «Лужок Черного Лебедя». Если бы автора этих строк попросили коротко сформулировать, про что его самый любимый роман Дэвида Митчелла, то, скорее всего, получили бы следующий ответ: «Про то, как стать человеком в неблагоприятной для этого среде душного провинциального города». И да, отчасти «Кусатель ворон» про это. Но есть в «Лужке Черного Лебедя» еще кое-что, про что у Веркина как раз гораздо больше. Отрочество по Дэвиду Митчеллу это возраст, когда человек лицом к лицу сталкивается со страшным. И вот этого в «Кусателе ворон» полным-полно: не только в смысле мистического (особенно во второй части), но и социального. Да, автор мастеровито прячет все это за остроумием рассказчика, но спрятанное остается просто спрятанным, никуда оно не исчезает.

Тег: «Неприкрытая реальность».

Тут стоит отметить, чем «Кусатель ворон» значительно отличается от многих отечественных книжек про нашу провинцию. Он – не мрачный. Тут нет беспросветности, отчаяния, бездны одиночества. Да, все какое-то кривое и косое, странное и порой пугающее, но при этом все-таки симпатичное. Угол зрения всегда важен, но даже самая забористая быдлеска в этой книжке не будет выглядеть так, как вам покажут провинциальные ландшафты в каком-нибудь отечественном фестивальном фильме. Или в видосах с канала «+100500». При этом Веркин не приукрашивает действительность, здесь нет лубочного провинциального счастья. Тут надо бы ввернуть про то, что просто Веркин честен со своим читателем, вот только можно лопухнуться, так как в душу автору все-таки не залезешь. К тому же пассаж про честность, если уж быть честным до конца, нивелируется тем, что ведь рассказчик-то ненадежный. Это становится ясно достаточно быстро: парень любит приврать, преувеличить, досочинить. О каком реализме здесь может идти речь? Да ни о каком. Тем более, о честности в изображении реалий.

Тег: «Что хотел сказать автор».

То же самое касается и изображенных в «Кусателе ворон» подростков. Стереотип (а он всегда питается жизнью) таков: современный подросток туповат, зависим от соцсетей, разумеется, сексуально озабочен. Поэтому-то иногда персонажи Веркина кажутся умней, (допустим, они все-таки читают много, а занятия в школе не проходят даром), независимей (в конце концов, может быть, их все-таки правильно воспитывают родители) и невинней (спишем все-таки на условности подростковой литературы), чем бывает на самом деле. В конце концов, иногда они кажутся вовсе не подростками, а вполне себе тридцатилетними чуток инфантильными людьми. С одной стороны, все это можно списать опять же на ненадежного рассказчика, ведь его глазами мы видим не только события, но и их участников, к тому же он не скупится на комментарии и оценки. С другой – а почему это автор подростковой литературы обязательно должен быть реалистом в изображении своих героев? Вон, сконструировал-то своих идеальных детей Владислав Крапивин. Мы знаем, что таких почти не бывает, но все равно любим про них истории. Даже термин такой появился – «крапивинский мальчик». Вот и Веркин вполне мог создать своих подростков, назовем их, к примеру, «веркинскими». В конце концов, если история хорошая, то про эти нюансы можно и забыть. Признаем, что речь идет о подростках. И все. История же хорошая, в какой-то момент во всех этих героев веришь и не требуешь объяснений того, почему они порой умней, независимей и невинней, чем бывает на самом деле.

Тег: «Фантдопущение».

А вот того, чтобы слово «быдлеска» полноправно вошло в русский язык, очень бы хотелось. Но вряд ли. Тут только экранизация поможет.

Тег: «Мечты».

Все это, конечно, объясняется тем, что «Голодный дом» был вроде бы задуман Дэвидом Митчеллом как дополнение к «Простым смертным». Но положа руку на сердце, можно сказать, что дополнение это ничего нового про мир «Простых смертных» (и, соответственно, про мир и всех остальных романов Дэвида Митчелла) нам не сообщило. С другой стороны, можно понадеяться, что история, рассказанная в «Голодном доме» выстрелит в каком-нибудь новом романе автора. И тогда Постоянный Читатель поймет, что это была необходимая часть общей мозаики. Но тут можно заметить только вот что: поживем – почитаем.

И вот последняя страница «Голодного дома» перевернута. И что дальше?..

[Часть 2. Роман Дэвида Митчелла, который мы, наверное, никогда не прочитаем]

«Голодный дом» вышел в 2015 году. Сейчас на дворе 2019-ый. Дэвид Митчелл не спешит нас радовать новой книгой. Но на самом деле он и не сидит, сложа руки. В 2016 году он стал участников общественного арт-проекта шотландской художницы Кэти Патерсон «Библиотека будущего». Суть проекта в том, что, начиная с 2014-ого, раз в год один из современных писателей отдает в его фонд свою специально для этого написанную книгу. Проект продлится сто лет. В 2114 году все книги будут опубликованы. До этого прочитать их нельзя. Дэвид Митчелл передал в «Библиотеку будущего» роман под названием (это, конечно, примерный перевод) «Я источаю то, что вы называете временем». Идея проекта, конечно, поражает воображение. Но… Блин, как же несправедливо, что в принципе никто из ныне живущих эту книгу прочитать не сможет! Можно, конечно, понадеяться на средства для долголетия или там на изобретение бессмертия. Но это так – мечты, мечты, мечты. Если проект не развалится, если его не перестанут финансировать, если не решат закрыть, в общем, если все пойдет по плану, то мы действительно не сможем прочесть еще один роман Дэвида Митчелла. Увы!

[Часть 3. Личное, или Почему я люблю книги Дэвида Митчелла]

Когда понимаешь, что вот прочитал крайнюю книгу любимого писателя, что следующая еще не скоро будет, что вот уже два с хвостиком года просто жил с его творчеством, пусть по дороге и прочел кучу всякого разного, хочется сказать еще что-то, хочется рассказать, почему же так случилось, что именно этот писатель оказался в списках самых любимых, разумеется, он там не один, но речь-то сейчас идет именно о нем.

Так вот…

Дэвид Митчелл поразил меня своей повествовательной техникой. Переплетающиеся сюжетные линии, огромный размах и в пространственном и во временном измерениях. В «Литературном призраке» мы облетели весь земной шар. В «Облачном атласе» сделали не только это, но и совершили путешествие из XIX века в далекое будущее. В «Простых смертных» Митчелл повторил тот же фокус, написав семейную сагу, начинающуюся в прошлом, а заканчивающуюся в будущем. И при этом данный подход не кажется громоздким и тяжеловесным. Этот автор умудряется писать просто и доступно, используя далеко не самые простые повествовательные структуры. Этот размах зачаровывает меня. Его умения вызывают во мне почти зависть.

Но самое главное заключается в том, что при всем размахе замысла, тут находится место простому человеку. Дэвид Митчелл любит своих персонажей. Он выписывает их зримо, с теплотой, заставляет им сопереживать. История человека на фоне огромного космоса, – наверное, именно такова главная тема его творчества. Это подтверждается и теми его книгами, в которых действие сосредоточенно на одном герое. Заблудившийся в Токио Эидзи Миякэ из «Сна №9» и взрослеющий в английском захолустье Джейсон Тейлор из «Лужка Черного Лебедя» тому доказательство. Эти герои все же не стоят особняком, вокруг них мельтешат персонажи, знакомые по другим романам Митчелла, они все вписаны в один большой текст. Ну, или в Сценарий, если использовать термин из «Простых смертных». Так можно сказать про каждого из нас, все мы вписаны в некий Сценарий, прочесть который нам не дано, про осознание и речи нет. Создается впечатление, что Дэвид Митчелл всю дорогу пытается это сделать. Но не буду приписывать ему то, что кажется лично мне. Ведь это просто совокупное впечатление от всех его опубликованных на данный момент романов.

Я люблю книги Дэвида Митчелла за те минуты радости, которые они мне принесли. Некоторые сцены меня пугали до чертиков, некоторые смешили, порой было грустно, а порой непонятно, но никогда не было скучно. Я читал его книги дома и по дороге на работу, а еще во время перерывов. Я таскался с ними в другие города. Они так долго оттягивали мне сумку, что перестали чувствоваться как груз. Этот путь был таким длинным, но сегодня (а именно сегодня я дочитал «Голодный дом») он подошел к концу. Впереди еще много новых писателей. Но второго Дэвида Митчелла не найдется. Как не может найтись друга, который был бы точной копией другого друга. С Дэвидом Митчеллом было очень приятно говорить, его истории утешали меня в плохие минуты и добавляли счастья в хорошие. И я не устал от этой беседы. В конце концов, многие мысли, вычитанные в его книгах, совпадали с моими. А это всегда приятно. Это дает ощущение, что где-то далеко от тебя живет человек с совсем другой судьбой, который мыслит чуть-чуть похоже на тебя. А еще это дает ощущение, что все мы связаны. И не только через рукопожатия, но еще и через тексты. Ведь прямо сейчас кто-то читает роман Дэвида Митчелла, который я уже прочитал. И этому человеку, возможно, страшно в том месте, где было страшно мне, смешно там, где смеялся и я, грустно на тех страницах, где стало грустно и мне, и непонятно на тех абзацах, что и мне, но при этом ему абсолютно не скучно. И хорошо тут то, что непонимание рано или поздно сменится пониманием, в этом отношении Дэвид Митчелл никогда не водит читателя за нос просто так.

Однажды Дэвид Митчелл сказал: «Я хочу продолжать писать! Почему по-настоящему хорошие, многообещающие произведения пишут тридцатилетние писатели, которые в свои шестьдесят не всегда могут создать нечто столь же впечатляющие и великолепное? Может быть им мешает осознание собственного выхода на пенсию? Или они когда-либо сотворили безумно популярное произведение, в потом строчили все менее качественные дубликаты своего же успеха? А может, просто нужно быть жадным и всеядным в чтении, в размышлениях и в жизни, пока вы еще на это способны, и тогда ваш новый роман будет лучше предыдущего. Я на это надеюсь». Согласитесь, звучит по-настоящему вдохновляюще. И в свете сказанного хочется пожелать Дэвида Митчеллу просто быть жадным и всеядным в чтении, в размышлениях и в жизни, чтобы его новый роман (а он над ним уже работает), а потом следующие новые романы (пусть их, конечно, не будет столь много, как у Стивена Кинга, но пусть будет достаточное количество) оказались лучше предыдущих. Ну, а пока Митчелл пишет новую книгу, было бы неплохо, чтобы на русском издали и его рассказы (пока ни один не переведен), но это, конечно, мечты, мечты, мечты, возможно, такие же несбыточные, как мечты прочесть отданную Митчеллом в «Библиотеку будущего» рукопись.

А вот мой рейтинг романов Дэвида Митчелла от самого любимого до того, что не понравился (такой пока один, и пусть одним и останется).

Первое место: «Лужок Черного Лебедя».

Второе место: «Литературный призрак», «Сон №9», «Облачный атлас».

Третье место: «Тысяча осеней Якоба де Зута», «Простые смертные».

Четвертое место (с огромным отрывом): «Голодный дом».

«Простых смертных», в общем-то, можно читать двумя способами. Первый способ: воспринять книгу как монолитный роман. И тогда стоит копаться в деталях, искать отсылки и считать все повешенные на стены ружья. Безусловно, тогда вы найдете логические дырки, провисающие моменты и банальные повороты сюжета. Да, эта книга у Митчелла вышла несколько рыхлой и словно бы недопродуманной. Второй способ: воспринять «Простых смертных» как сборник повестей. И тогда вы получите историю сбежавшей из дома девчонки, историю неприятного парня, попавшего в плохую ситуацию, историю человека, который стремится выполнять свой долг, не смотря на то, что при этом у него разваливается семья, историю мести, которая оказалась несоразмерной проступку, который ее вызвал, историю борьбы могущественных сил и историю умирающего мира. Одни истории вам понравятся. Другие – не очень. Не исключено, что одна из них вызовет раздражение. Но так всегда выходит со сборниками повестей. Все тексты даже любимого автора не могут одинаково нравиться. Если помнить об этом, то разочарования не случится. Оба способа равновелики. Потому «Простых смертных» можно прочесть два раза. Для этого можно сделать паузу между подходами на пару лет. Возможно, автор этих строк последует собственному совету и прочтет «Простых смертных» не как роман. Но для этого, конечно, надо сделать перерыв. И да – все сказанное в этом абзаце вовсе не направлено на защиту «Простых смертных». Митчелл (даже когда перемудрил) не пишет романы, требующие защиты. Они легко обходятся без нее. И это стало ясно еще после «Литературного призрака».

Если перечислить все отсылки к предыдущим книгам, то список получится огромным. Потому отметим всего несколько самых запоминающихся. Во-первых, мы узнаем, к чему все-таки пришла Мо Мунтервари из «Литературного призрака». Во-вторых, выясним, что у фильма, который в первой главе «Сна №9» в своем воображении смотрит Эидзи Мияке, есть литературный первоисточник. В-третьих, будет упоминание про Феликса Финча, того самого критика, которого скинули с крыши в «Облачном атласе». В-четвертых, любопытно было узнать, кем стал работать Джейсон Тейлор из «Лужка Черного Лебедя». В-четвертых, нам предоставят неожиданную трактовку финала «Тысячи осеней Якоба де Зута». Понятно, что это личный перечень того, что зацепило. Каждый может составить свой. Благо материала для этого предостаточно.

Но начало второй части тут же развеивает иллюзию, что Митчелл написал роман с линейным сюжетом, без всяких там выкрутасов и прочего, за которые многие его так любят, а многие отказываются читать. Вдруг оказывается, что Якоб вовсе не главный герой. На первый план выходят другие персонажи, и уже они в фокусе внимания. Теперь повествование скачет в пространстве. Оно развивается то здесь, то там. Сюжет становится все напряженней. А читатель понимает, что перед ним опять не цельный роман, а собранные под одной обложкой повести с общими персонажами. И, конечно же, ошибается. Ведь его ждет третья часть. А в ней автор все линии аккуратно сведет, и опять обманет ожидания: да, он все-таки написал классический по форме роман со сквозным сюжетом, никаких вам тут привычных уже неожиданностей.

Но если отстраниться от того, что в «Тысяче осеней Якоба де Зута» нет запутанной и сложной структуры, и окинуть весь текст одним взглядом, то легко понять, что в некотором смысле это типичный роман Дэвида Митчелла. Опять все те же темы, все те же идеи, все те же интонации.

Митчелла всегда интересовали закрытые сообщества, и тут их целых три: голландская фактория, монастырь в горах и английский корабль. Сама Япония тут закрытое сообщество. Якоб не может убежать с Дэдзимы, но и японец не может сбежать из своей страны, а иногда даже и из родного города.

Никуда не исчезла и проблематика противостояния одиночки и толпы. Помнится, главному герою «Лужка Черного Лебедя» приходилось в одиночку стоять против одноклассников, а тут Якобу де Зуту приходится стоять против коррупционной системы Дэдзимы. Но ему проще это сделать, чем японцу выступить против своих, против заведенных традиций, против всего общества. Митчелл не сомневается: выстоять можно против чего угодно, было бы силы воли достаточно.

Автора все так же завораживают взаимосвязь и синхронность событий. Одно мелкое действие, затем другое, даже многоопытный мудрец не сможет предсказать, к чему то первое действие может привести. Но не только это. Митчелл хочет поймать за хвост движение самого времени. Постоянно что-то происходит прямо тут, прямо сейчас. И всего этого так много, что всего и не зафиксируешь. Эта мысль в тексте дается исключительно стилистически. Например, персонаж читает что-то вслух, говорит длинную речь, придается воспоминаниям, и этот поток слов постоянно прерывается другим потоком слов, но второй поток слов просто описывает происходящее вокруг. Тут где-то всегда то собака лает, то раб подметает улицу, то матросы переговариваются. Вот он – непрерывный ток жизни. А текст для Митчелла, прежде всего, является попыткой этот ток зафиксировать, описать, выразить. Не всегда, конечно, получается удачно. Но порой автору везет, и тогда его проза вдруг становится похожей на поэзию.

Ну, и без всяких привычных мелочей не обходится. Тут вам и вездесущие кошки, и призраки, без них Митчелл, кажется, просто не может представить себе стоящий роман.

Дэвид Митчелл в «Тысяче осеней Якоба де Зута» сознательно принижает экзотичность материала. В случае, когда речь идет об историческом романе про Японию, всегда есть соблазн и ниндзя приплести, и вездесущую восточную мистику не забыть. Конечно, без небольшой толики всякой небывальщины не обошлось. Но Митчелл прописывает ее так, что всегда стоит как бы на грани: хотите – верьте, хотите – нет, это уж ваш выбор, дорогой читатель. Ну, умеет один из персонажей взмахом руки умертвлять мелких животных. Да, умеет. Но дальше-то что? Митчелл никогда не забывает, что в данном случае взялся написать именно что реалистический исторический роман. Положение обязывает и всякое такое. Митчеллу ни разу в этом вопросе не изменяет чувство меры. Он прекрасно знает правила игры и не собирается от них отступать.

Динамика текста в «Тысяче осеней Якоба де Зута» отступает перед эстетикой. Но при этом занимательность никуда не исчезает. Митчелла так заботят мелкие детали, он так тщательно выписывает фон, что это не может не вызывать эффекта отстранения. Обычно в романах Митчелла важно, что происходит в голове персонажей. В данном случае, тоже важно, конечно. Но гораздо важней кленовый лист, упавший на пол веранды, и крыло чайки, задевающее поверхность океана. Эта отстраненность замедляет действие и в тоже время не дает полностью погрузиться в происходящее. Больше всего этот роман Митчелла напоминает не детализированное батальное полотно, а искусно созданную гравюру, где каждая черточка на месте, закавыка в другом – черточек слишком много. Есть от текста некоторое ощущение холодности и чужеродности. Но все это неудивительно: мы же тут про Японию двухвековой давности читаем.

Взаимосвязь всего со всем в очередной раз подчеркивается тем, что на страницах и этого романа читатель встречает места и персонажей из других книг Митчелла. Хотя казалось бы… Ведь, если смотреть в хронологической последовательности, «Тысяча осеней Якоба де Зута» описывает самые ранние события вселенной Дэвида Митчелла. Надо отметить, что это только на данный момент: мало ли, вдруг прямо сейчас автор пишет роман про Древний Рим, или про крестовые похода. Связей с предыдущими книгами не так уж и много. Во-первых, мы встречаем предка Мо Мантервари, героини «Литературного призрака». Во-вторых, упоминается остров Якушима, про который мы уже читали в «Сне №9». В-третьих, в последней главе появляется моряк по фамилии Бурхаве, он упоминался в «Тихоокеанском дневнике Адама Юинга», одной из частей «Облачного атласа». И, конечно же, не обошлось без пассажа про облачный атлас. В двадцать девятой главе читаем: «С востока на запад небеса раскрывают свой облачный атлас и начинают переворачивать страницы».

А теперь читательское субъективное. Мне «Тысяча осеней Якоба де Зута» понравилась не так сильно, как, например, «Лужок Черного Лебедя». Но при всем при том нельзя отрицать, что Дэвид Митчелл вновь написал сильный роман. В конце концов, в нем есть такие места, где просто перехватывало дух. Напоследок я приведу одно из них. Отрывок достаточно пространен, потому, чтобы не утомлять незаинтересованных, скрою его.

В январе Джейсон Тейлор идёт кататься на безлюдное замёрзшее лесное озеро. В феврале ему предстоит читать вслух перед классом отрывок из «Простых молитв для сложного мира» (а с его запинанием это полная катастрофа). В марте он общается с двоюродными братьями. В апреле Джейсону Тейлору приходит в голову совершить пешую прогулку по верховой тропе, чтобы найти некий старый туннель, по которому можно попасть аж в Хирфордшир. В мае все жители Лужка Чёрного Лебедя следят за войной на Фолклендских островах. В июне Джейсон Тейлор проходит посвящение в тайное общество «Призраков». В июле у парня завязывается дружба с чудаковатой и манерной пожилой леди Евой ван Утрив де Кроммелинк. В августе Джейсон Тейлор все никак не может попасть на показ фильма «Огненные колесницы». В сентябре один из секретов Джейсона Тейлора становится достоянием всех его одноклассников. В октябре он случайно оказывается на стоянке цыган. В ноябре находит набитый деньгами кошелек злейшего врага. В декабре Джейсон Тейлор ломает калькулятор другого злейшего врага. А в январе ему придётся подвести промежуточные итоги по сути всей своей жизни.

Уже из этого короткого дайджеста понятно, что на страницах «Лужка Чёрного Лебедя» читатель не найдёт невероятных и поразительных событий, вместо них бытовуха и всякие школьные заурядности. Но это не делает повествование менее увлекательным, чем в других романах Митчелла. Автор удивительным образом, ни разу не меняя темп и интонации рассказчика (а книга написана от лица Джейсона Тейлора), умудряется создать вокруг всех этих простых вещей и событий невероятное напряжение. Митчелл это напряжение каждый раз выдувает будто бы из ничего, из пустоты, из зазора между событиями. Собственно, всё как в жизни, когда описка в каком-нибудь ничтожным документе может стать катализатором мощнейшего конфликта в самом обычном офисе.

«Лужок Чёрного Лебедя» ладно скроен и крепко сшит. Не смотря на то, что в этот раз Митчелл не отправляет читателя в путешествие по временам и странам, и события книги сфокусированы всего лишь на одном годе жизни главного героя, который практически не покидает свою деревню, весь диапазон авторских умений и возможностей идёт в ход. Книжка просто напичкана всякими постмодернистскими прибаутками. Нам то предлагают усомниться в искренности рассказчика: «На самом деле я всё это написал вчера ночью. Не то чтобы это неправда или что-то такое, это всё правда, просто придуманная». То происходит деконструкция и высмеивание ранее написанного. Майская глава, суть которой состоит в параллельном описании Фолклендской войны и ссоры родителей Джейсона, кажется довольно топорно сделанной, так и хочется сказать «Митчелл, ты же можешь лучше», но уже в июльской главе она опосредованным образом препарируется и становится объектом жёсткой критики. В тексте мелькают названия множества фильмов и книг, одни являются просто приметой времени, иные же нужны, чтобы выстроить контекстуальные связи с мировой литературой. Когда в одной главе упоминаются и «Повелитель мух» Уильяма Голдинга и «История глаза» Жоржа Батая, это должно подтолкнуть читателя к ряду выводов и ассоциаций. Всех этих ужимок не сосчитать, автор этих строк уверен, что многое не углядел, тут, конечно, необходимо повторное чтение. В конце концов, в «Лужок Чёрного Лебедя» забредают герои предыдущих книг Митчелла. Читатель узнает о судьбе дочери Вивиана Эйрса, того самого композитора, секретарем которого стал Роберт Фробишер («Облачный атлас»). Если говорить о связях «Лужка Чёрного Лебедя» с «Облачным атласом», то на этом они не заканчиваются. Одна из второстепенных героинь – жена священника Гвендолин Бендинкс – уже встречалась нам в истории Тимоти Кавендиша, когда тот попал в похожий на тюрьму дом престарелых. Одноклассник Джейсона Тейлора – Нил Броз – является одним из главных героев «Литературного призрака», этот тот самый незадачливый финансист, который отмывал деньги русской мафии. После того, что читатель узнает о нём из «Лужка Чёрного Лебедя», этого персонажа уже вовсе и не жалко, по делам он получил в «Литературном призраке». Джейсон Тейлор слушает сикстет Роберта Фробишера «Облачный атлас» и песню Джона Леннона «Сон №9» в важные моменты своей жизни. Митчелл протягивает все эти ниточки не просто так, он старательно связывает свои романы в один, мало ли вдруг через двадцать лет мы поймём, что всё это большой единый текст, который всего лишь прикидывается циклом романов.

Давайте отведем взгляд от всех этих завитков и складок, хотя, безусловно, детальный разбор «Лужка Чёрного Лебедя» — это отдельное удовольствие. Но если всё это отбросить в сторону (даже мотив того, что занятие литературном творчеством у главного героя проистекло из недуга, который вынудил его, дабы избегать конфузных ситуаций, столь тщательно работать со словами в обыденной речи; а это выглядит тем более интересно, учитывая то, что «Лужок Чёрного Лебедя» считается автобиографической книгой), то окажется, что Митчелл написал чрезвычайно важную и эмоциональную книгу. Он говорит о непростых вещах, о которых не так уж и часто решаются говорить: о физическом и психологическом насилии в школе, о том, как тяжело жить в семье на грани развода, о том, как ещё тяжелей быть самим собой, когда от тебя требуют изобрести комфортную не для тебя, а для других маску. Джейсон Тейлор в начале книги вряд ли может вызывать симпатию. Он предстаёт перед читателем трусом, который подслушивает и подглядывает, а еще позволяет творить с собой всё, что угодно. Но не спешите закрывать книгу, трусу еще предстоит стать уверенным в себе человеком, а это не так уж просто, ибо мы такими не рождаемся, а лишь становимся. И в этом отношении «Лужок Чёрного Лебедя» оптимистичная книга, в которой говорится, что возможно всё, что ты хочешь, главное не сидеть сложа руки. И в этом же отношении «Лужок Чёрного Лебедя» страшная книга, в которой говорится, что за всё надо платить, и никто не сказал, что плата эта несущественная. Вообще, в «Лужке Чёрного Лебедя» много страшного. Книга только прикидывается реалистическим романом, то тут, то там проскальзывает инфернальный ужас. А пугать Митчелл умеет.

И напоследок немного личного. Читая книги Митчелла в той последовательности, в которой он их писал, невозможно избавиться от мысли, что каждая новая книга лучше предыдущей. Так вот, мне сложно представить, как можно написать лучше, чем это вышло у Митчелла с «Лужком Черного Лебедя». До каких высот еще доберётся автор? И возможно ли до них добраться? В этом смысле финальная фраза «Лужка Чёрного Лебедя» звучит для Постоянного Читателя радостным обещанием. Мистер Митчелл, пожалуйста, не останавливайтесь, ведь есть ещё так много историй, которые вы можете мне рассказать.